Я встретила случайно друга, Вовку,
Со мною он на баскетбол ходил.
— Привет, сосед! Ты что, на тренировку?
— Постой! Ну, как дела? Что приуныл?
— Привет! Иду набить татуировку
В салон «Тату», что виден вдалеке.
Мне в «Третьем Рейхе», дали зарисовку,
И свастика – наш символ на руке».
Какой-то миг была в оцепененье,
Не в силах даже слова проронить.
— Хатынь, блокадный Ленинград – в забвенье?
Людскую память растоптать, убить?
Бегу за ним! А мы уже в салоне
Кричит: «Отстань! Нас «рейховцев» пятьсот!
У деда тот же символ на ладони:
Скажи ей, дед, ведь всё наоборот!»
Ему в ответ: «Мне сорок, я не старый,
Ты не смотри на шрам и седину.
А взгляд лишь потому такой усталый,
Что видел настоящую войну.
А, свастику я сделал безрассудно,
В пятнадцать, просто так, на глупый спор!..
Ребячество порой закрасить трудно,
Мне руку жжёт коричневый позор.
А Рейхи – эти происки фашизма,
Поверь, добра тебе не принесут.
Дороже мама, друг, земля, Отчизна,
Дом, где всегда поймут, где любят, ждут..»
Он говорил, ладонь, прикрыв рукою,
Про страх, про то, что чести не ронял,
Как гибли дети, кровь лилась рекою
И горечи от боли не скрывал.
Рассказывал про друга, вспоминая,
Как через поле нес его к врачу,
А друг, войну и мины проклиная,
С надеждою шептал: «Я жить хочу».
Тревожный шепот громче стал с годами,
И ноша тяжела – не по плечу.
Он снится мне бессонными ночами,
Тот громкий крик: «Я, Сашка, жить хочу!»
Сосед мой становился все мрачнее,
И спесь сошла, он стал самим собой.
Вдруг голос: «Следующий, поскорее»,
А Вовка мне — Машунь, пошли домой.
Мария Сапожникова, 16 лет
г. Белгород
